|
Автор - Мириш. Оригинал материала в журнале автора. Публикуется с ее любезного разрешения. Под большим впечатлением от игры о гражданской войне в Испании 1936 года. Перед игрой Хэлка описала мне, как должен вести себя правильный член Компартии Испании, и я растерялась: как же так, Хэлка, нас же порвут: правые за то, что мы с левыми, а левые -- за то, чтомы с правыми. Хэлка ответила: да! мы работаем над этим!
И тогда я окончательно решила поехать. Мой персонаж - Мария-Тереза Луиза Лурдес де Кордеро (товарищ Лурдита).
Здесь история Лурдиты и ее семьи Описывать игру последовательно невозможно. Двое суток были наполнены постоянными событиями. Ползанием на брюхе в лесах, стрельбой, ранениями, заседаниями реввоенсовета, выяснениями отношений с горожанами, с левыми, с правыми, с родственниками, трудом на шахте, арестами, допросами... За эти двое суток 19-летняя Лурдита прошла от кандидаты в члены компартии к посту председателя ячейки и лидера идеи республики. Я с ног валилась от усталости, недосыпа и голода, не раз плакала от отчаяния и бессилия, от осознания безвозвратных утрат, но это была одна из самых светлых игр в моей жизни. Я могу сейчас, пожалуй, воспроизвести только отдельные стороны жизни Лурдиты и отдельные эпизоды игры. Здесь же благодарности. Партийность, идейность, характер. Изначально задала персонажу симпатию к идее социалистической революции, от реализации которой Лурдиту удерживала только сознательность и святая вера в то, что Сталин знает, о чем говорит, призывая крепить буржуазную республику. Испания не готова, интересами Испании следует в данный момент пожертвовать в интресах грядущей мировой революции. Однако чувства Лурдиты, ее характер затачивались скорей под ПОУМ (марксистов троцкисткого толка), чем под КПИ (просталинско ориентированные).
При этом Лурдита получилось все же несколько мягче, чем я задумывала. Хотя изначально я собиралась губить молодую республику и совершать глупости, и даже предполагала, что могу уйти из КПИ в ПОУМ. Идея укрепления республики, удержания единстве левого блока для эффетивной борьбы с фашистами, попытка остановить расшатывание лодки, сделать общество хоть чуть-чуть лояльнее к власти, -- это задачи все же захватили меня больше, чем игра во взрывной темперамент и упрямство. Лурдита вышла из себя по-настоящему всего один раз -- когда в больнице ее стал оскорблять буйный арестованный, и она, потеряв над собой контроль, ткнула его, раненого (!) дулом в грудь. Хорошо, не выстрелила. В остальном удавалось в целом держать себя в руках.
Лурдита была всего лишь молодой девушкой и нуждалась в образцах и идеалах.Она только что была даже не членом партии -- кандидатом, рядовым в партизанском отряде, а теперь ей пришлось принимать, иногда в одиночку, решения, от которых зависели судьбы города. Когда-то ее вождем был брат-троцкист; потом она пошла за товарищем Гочи и стала коммунистокой; после его смерти она уже была достатчно взрослой, чтобы творить себе кумира, но у нее были люди, на которых она равнялась, и чье одобрение и признание для нее много значили: товарищ Мария из ПОУМ и коммунист дядюшка Гаспар (товарищ Сото). (К синдику Хавьеру Караккиоло она испытывала смешанные чувства. Он не был для нее образцом, она видела, что он тянет одеяло на себя, но она доверяла ему как герою сопротивления, как командиру. Все было сложно, так сложно.) И когда дядюшка Гаспар выдвинул Лурдиту на должность синдика (поскольку весь город, от крайне левых до правых, синдика Караккиоло ненавидел, порой по непонятным причинам, а Лурдите удалось занять позицию, когда к ней лояльно относились самые разные силы города), а товарищ Мария подчеркивала свое доверие и уважение, Лурдита чувствовала большую радость и ответственность. Раны. Медики с игры устроили специальный подсчет -- сколько раз Лурдита попадала в лазарет. Сбились со счета где-то на 6м разе. Когда меня очередной раз приволакивали в операционную, врачи издавали нервное хихиканье, переходящиее в стон. В госпитале Красного креста меня рассматривали как постоянного клиента и возмущались, почему меня всегда тащат к ним. Пока не узнали, что госпиталь ПОУМа недоумевал о том же. Лурдита была не лучшим пациентом -- она врала, что вторая перевязка уже была, что уже прошло полчаса и пора ее отпустить, хныкала, что зря теряет время, сучила ногами от нетерпения, требовала оружие на случай налета и только угрозы впилить дозу морфина утихомиривали юный возбужденный организм на несколько минут.
Ранений было в самом деле много и по разным поводам, но самое удивительное: Лурдита вовсе не совалась под пули и взрывы. Она очень боялась лезть на рожон, не испытывала азарта боя и всякий раз преодолевала себя, с облегчением воспринимая более легкие задачи. И тем не менее нарывалась регулярно.
Раскажу только о самом первом случае, когда Лурдита чуть не погибла.
После ударной смены на шахте мы с двумя товарищами из анархистов решили произвести разведку чуть подальше. Кажется, все началось с найденных мальчиком Кики 3 незапаханных полей, в которых мы так нуждались, чтобы накормить город. И вот сперва мы встречаем в лесу крестьянку, которая просто прогуливается, щелкая кастаньетами, и ведет с нами бесхитростную беседу, но когда мои товарищи уходят чуть дальше и,кажется, замечают франкистов или кого-то подозрительного, Лурдита видит: рука и женщиты то и дело тянется к сумке, где, с ее слов, только кастаньеты и бинты, и она, вроде бы прячась за деревья от франкистов, все пытается зайти Лурдите за спину. Впереди враг и вроде бы завязывающаяся престрелка, рядом эта подозрительная личность, полноценно отвлечься на которую не получится. И Лурдита, сделав вид, что ничего не понимает, отправляет крестьянку к городу:мол, если у тебя есть оружие, оставайся и дерись со мной, если нет, уходи, не подставляйся под пули. После колебания крестьянка уходит. (Как оказалось позже, она не воспользовалась ситуацией и не вернулась убить Лурдиту со спины только потому, что доброта Лурдиты ее тронула. Напарницу Лурдиты крестянка-каристка не пощадила -- пырнула ножом, когда та бежала звать на помощь.) Впереди явно перестрелка между товарищами Лурдиты и невидимыми пока франкистами, ребята отступают назад и Лурдита говорит: не ввязываеммся в бой, уходим. Они бегут, но парень вдруг исчезает. И тут Лурдита принимает решение, от которой вся разумная ее часть приходит в ужас: она говорит напарнице уходить в город предупредить своих, а сама идет вперед -- выяснить, что с товарищем.
Я не раз видела, как это происходит в фильмах, и всегда меня это удивляло и ужасало: как может человек осознанно идти навстречу смертельной опасности, один, сам, с высокими шансами, что совершенно зря. Парень почти наверняка мертв, а враги рядом, понимает Лурдита и все равно продвигается вперед, потому что товарища бросать нельзя, не положено, не годится. И вот она видит врагов.
По легенде Лурдита не раз участвовала в перестрелках, но я-то впервые была в игровом бою. А Лурдита впервые была с противником совершенно одна.
Вот они идут, медленно, осторожно, двое опытных солдат, а Лурдита засела за деревом, и они ее не видят. Но сейчас она выстрелит, и они ее увидят. Зачем стрелять, зачем обнаруживать себя, отсидись в безопасности, -- кричит в ней голос инстинкта! Но по врагу надо стрелять, и Лурдита, подпустив их на хорошее расстояние, стреляет.
Позиция выбрана отлично и целилась Лурдита хорошо.
Но пистолет дает осечку.
И дальше -- обреченный бег и попытки отстреливаться из ненадежного оружия. Пуля в спину. Лурдита падает. Фашист забирает пистолет и произносит "Красная мразь". Они с напарником уходят обратно.
Лурдита тяжело ранена и истекает кровью. Она ждет помощи, но помощи нет, и постепенно она понимает, что ее напарнице тоже не повезло, хотя непонятно, кто ее мог убить по дороге, ведь фашисты вернулись назад. Со стороны, откуда пришли фашисты, она слышит монотонные неразборчивые крики, наводящие на нее ужас: возможно, это команды, которые отдают войску (позже она узнает, что это звал на помощь тот парень, ради которого она осталась, -- он тоже тяжело ранен).
Помощь не придет или придет поздно.
Вот и вся твоя жизнь, Лурдита, подумала она. Сейчас ты умрешь, лежа на сырой земле, одна в лесу. Было ли что хорошее в этой жизни? И вдруг вспоминается субботник на шахте, и бревно, которое они несли вместе с товарищами, и смех, и песни, и общий радостный труд на благо народа. И Лурдита улыбается: да, жизнь была прекрасна, теперь не жаль и умреть! и тут вдруг вспоминает, как к ней подошла там, на шахте, товарищ Мария, которой Лурдита застенчиво восхищается, и сказала, что Лурдита большой молодец и что такие люди, как она, нужны революции. И Лурдита приподнимается на локте и снова и снова зовет на помощь: нет, умирать никак нельзя, нельзя подвести товарища Марию, нельзя подвести революцию, надо жить.
Минут за пять до установленного срока смерти отряд, отправленный на выручку, находит Лурдиту и ее товарища. Девушка, которую пырнула ножом крестьянка, выжила, была доставлена в город и рассказала, как только смогла говорить. Лурдита, как одержимая, требовала найти эту гадину, крестьянку, пока ей не вкололи морфий. Крестьянку в итоге расстреляли.С тех пор Лурдита не доверяла ни одному крестьянину. Предательство и кризис доверия. Удивительно, почему-то почти все, что стрелял Лурдите или ее товарищам в спину, так или иначе перед этим произносили речь либо о преданности, либо о самых уважительных и теплых чувствах. Священник, спасенный Лурдитой от расстрела, которому она разрешила молитвенные собрания, обещал за нее молиться и настраивать паству на спокойствие и лояльность к республике, а на деле проводил тайную мессу и подстрекательствовал. Синдик, прежде чем пойти договариваться с карлистами за спиной Лурдиты, чтобы напасть на ПОУМ и анархистов, перед этим проникновенно сказал, что Лурдита всегда была ему другом (ее он, в прочем, собирался оставить в живых, единственную из всех). Даже Красавчик Пепе, конечно, не скрывал своего презрения к "этому сброду", но Лурдите выразил свое уважение, -- этим опять оставляя обманчивое впечатление, что с этим человеком возможен какоц-то диалог и консенсус.
И вот это ускользающая, постоянно ускользающая возможность договориться... Когда к Лурдите привели схваченного на месте преступления священника, и она его отпустила, люди не захотели расходиться и сами, по своей инициативе стали давать Лурдите бобы -- символ, заменяющий на игре "голоса" в пользу той или иной идеи и положенные за красивую политическую акцию, идейный перфоманс -- если ты, конечно, не возразил, если ты выражал протест, тогда твой боб останется при тебе. Лурдита была крайне удивлена и обрадована этим движением души горожан: она не думала совершать популисткий жест и перфоманс, она пыталась поступить справедливо и по возможности милосердно. Оказалось, людям важно, как власть обошлась с их пастырем, люди готовы отдавать республике свои голоса. Но священник сумел обратить и это в смуту. И когда Лурдита верит на слово людям, что паства не знала о запрещенности собраний со священником и в отстуствии представителя Реввоенсовета, ей говорят: ты опять веришь христианам? Что возразить? если пастырь солгал, не солжет ли и паства? И когда к ней приходит отец Луис с идлеей "христианского профсоюза" и просит все же разрешить мессы,-- как ему верить?
Кому верить, если лидеры распублики вступают в сговор с фашистами и предают революцию, если из центра противоречивая информация?
Я боюсь, что была слишком доверчива тамю где не следовало персонажу и не слишком наивна там, где персонажу следовало не верить до последнего -- как, например, в указы ЦК изобличать предателей в рядах ПОУМ и анархистов, совпадающие с директивами от респуьликанских властей разоружать оных. Лурдита слишком быстро поверила, пожалуй, вместе с остальными коммунистами, что их товарищи в Мадриде толкают их на предательства. Только позже Лурдите пришло в голову объясниться с партийным руководсовм, заступиться за других "левых", разъяснить недоразумение; правда, все это рухнуло сразу -- объявление о возвращении короля, указаниеразоружать ПОУМ и анархистов, а затем и о фашистах. И мы не раз пытались проверить информацию, допуская провокацию. Но первой была идея на сборе ячейки: если это правда, мы уходим из КПИ. Была какая-то готовность к репрессиям, которой не должно было быть в доверчивом члене партии. Потом я выровняла курс и решила не хитрить и не лгать, а доверительно объясниться с партийным руководством, поступая по революционной совести и не поступаясь честью коммуниста, но вначале современные знания дали о себе знать, и мы все искали, как выкрутиться -- по-иезуитски, как отец Тук.. Семья. Семья была больным местом Лурдиты. Она была, по сути, брошенным ребенком на попечении дяди и тети. Свирепая гордость, с которой она отвергла предложение отца приехать в его новую семью -- отчаяние и обида. Жест ухода из особняка дяди (которые мастера любовно поставили аккурат напротив здания Хенералидат) -- симметричным жестом. И всю игру дядя Эрнандо оставался единственным человеком, рядом с которым Лурдита чувствовала себя по-прежнему маленькой растерянной девочкой, вынужденной что-то доказывать старшему -- пожалуй, дядя Эрнандо символизировал для Лурдиты то отчаяние и бессилие, которая она втайне испытывала перед отцом. Всякий раз, когда дядя Эрнандо начинал отчитывать прямо посреди города ее -- ее, облеченную властью члена Реввоенсовета, лидера партийной ячейки, вооруженную, убежденную в своей правоте, -- Лурдита ребячливо горячилась, запиналась, захлебывалась возмущением, не находила слов. Хорошо, что были еще брат Анхель и тетя Мария. Но семьи -- той, семьи, о которой мечтал дядя Эрнандо, чьи интересы он ставил превыше всего, -- у Лурдиты не было. "Моя семья -- республика!" -- сказала она дяде в прощальном разговоре. Как ей хотелось, чтобы было иначе. Слезы. Плакать товарищу Лурдите приходилось неоднократно. То отойдя в сторонку (благо времени на рыдания было мало), то, к своему стыду, прямо на людях.
В первый раз это произошло, когда Лурдиту обманул священник, обещавший не присуствовать на молитвенных собраниях и соблюдать запрещение месс, -- и иезуитски нарушивший свои клятвы. Казалось бы, новость: поп обманул. Но в Лурдите сидела где-то глубоко маленькая католичка, которая верила, что священник может быть шпионом фашистов, но не верила, что он может лгать. Она столько сил положила на то, чтобы убедить реввоенсовет разрешить хотя бы молитвенные собрания, шла на конфликт с товарищами и собственными убеждениями, закрывала глаза на явную склонность попа к хитрости, спасла его от расстрела, просила его не настраивать паству против властей -- и вот он без зазрения совести обманул ее доверие, нарушил клятвы, не донес до паствы распоряжение, которое ему передали, -- а, значит, обманул и паству, спровоцировал народное возмущение. И вот одно за другим: месса, достигнутая обманом, демостративный крестный ход, попытки его остановить; бык, кем-то выпущенный на молящуюся толпу; и Лурдита вместе с другими ополченцами стреляет по быку, а потом выслушивает обвинения в кровавой расправе над верующими и кричит на толпу, пытаясь ее образумить -- остановить запрещенное собрание, пока анархисты, потеряв терпение, просто не схватятся за оружие, пока собрания попросту не запретят, пока обстановка не вышла из-под контроля... А потом отведенные ей 2 минуты покоя она ревет от обиды на падре, который своим подлым обманом пытается разжечь рознь. Переживает боль предательства и бессилие: она не знает, на кого можно положиться, как добиться того, чтобы снизить накал возмущения среди жителей.
Второй раз Лурдита плакала, когда дядя обвинил ее, прощаясь навсегда, в предательстве семьи.
В третий раз заставил рыдать товарищ Моро и его напарница, арестовав на шахте уже после того, как Лурдита схлопотала пулю от горячего анархисткого парня за то же самое,-- за то, что она коммунистка, отказавшаяся стрелять в троцкистов и анархистов, во что, как следовало ожидать, ее левым товарищам верится с трудом. Кругом предательство: КПИ объединяется с карлистами и в итоге с фашистами, синдик призывает ее разоружать анархистов и ПОУМцев, те больше не верят ей, -- кто будет драться с фашистами? Как сохранить единство? Сейчас ее просто расстреляют и сбросят тело в шахту.
И в последний раз это были слезы о Федерико Маурисе. Романтика нереволюционная. Ее не должно было быть, но она случилось. Впрочем, как возможно, чтобы в 19 лет девушка не влюбилась или не увлекалась -- даже если каждый миг посвящен защите республики и вскакиваешь в 4 утра от истошоного крика верной Самиры "Тревога!", чтобы единственным за всю игру метким и выстрелом в сумерках раздробить челюсть в своему же товарищу. Все равно романтика неизбежна.
Как ни странно, объектом симпатии стал не какой-нибудь герой революции, а домашний мальчик, любитель рисования и тореро, преданный своей реакционной семье, аполитичный и к тому же моложе Лурдиты на 4 года, что в этом возрасте -- серьезная разница. Все началось, по крайней мере, для Лурдиты, с бомбоубежища: очередной налет, и в убежище она сталкивается с Федерико. Федерико смущается, когда она там же при его отце рассказывает синдику о подвиге мальчика, передававшего им, партизанам, еду (во искупление того случая, когда 2 года назад невольно заложил Лурдиту с крамольной книжкой). И тогда Лурдита из озорства предлагает принять на корриду дар от дамы -- ее повязку с символом республики. Сын реакционной семейки будет рекламировать республику, товарищи со смеху лопнут. И, главное, бобов республике прилетит! К ее удивлению, Федерико без колебаний, как средневековый рыцарь, с благодарностью принимает от нее эту повязку, которая должна действовать на его родственников, как красная тряпка на быка. Но ожидания Лурдиты обмануты: выйдя в повязке на арену, свой бой Федерико посвящает не республике, а... ей, Марии-Терезе де Кордеро. Бобы пролетают мимо, но Лурдита вдруг чувствует себя страшно польщенной. И замирает от страха, когда юноша дерется с быком, -- так, как не замирала от страха в бою. Она дарит победителю алую розу, он отдает ей брошенные к его ногам цветы, поцеловов руку, спрашивает:
-- Ты прощаешь меня? -- имеет в виду тот свой проступок 2-хлетней давности.
-- Да, -- отвечает Лурдита, но это совсем другое "да".
Она еще сама не понимает этого -- до первой же бомбежки и новой сцены в убежище -- на этот раз отец Федерико вызывает ее на разговор: теперь уже как взрослую, а не идет дяде жаловаться на поведение девочки. Сеньор Маурис просит Лурдиту не втягивать мальчика в опасные политические игры, поскольку нетрудно догадаться, какую власть имеет над Федерико девушка, которой он посвятил корриду. Лурдита слушает, оторопев. Сеньор Маурис явно что-то путает. Поведение Федерико ничего не значит. Парень был просто вынужден посвятить ей бой, чтобы объяснить родителям повязку на рукаве. Но почему отец говорит с такой уверенностью?.. Так подчеркивает, что уверен в чувствах сына?..
Через мгновение в другом углу убежища Лурдиту уже заключает в объятия кузина Федерико, марксистка, и шепчет, чтобы Лурдита никого не слушала, кроме своего сердца: она-то знает Федерико, уж если он что-то решил и кого-то выбрал...
У Лурдиты едет крыша. Они вообще помнят, сколько парню лет? С чего они вообще взяли, что этот жеств вежливости что-то значит для куртуазного, воспитанного в рацарских традициях мальчика?.. Но чувствует, что краснеет, и переводит разговор на другую тему.
Даже если оба родственника ошиблись, ей эта ошибка приятна.
Этому чувству, конечно, никогда бы не осуществиться. Они из параллельных миров, из соединяют только бомбоубежище и коррида. Что общего у коммунистки, которая, вскочив на скамью в церкви, разгоняет молебен, и мальчика из семьи карлистов, который в этот самый момент на ее глазах коленопреклоненно молится вместе со всей семьей, не обращая внимание на крики и стрельбу в воздух?
Но вот он возле нее в госпитале, когда она ранена в очередной раз, держит ее за руку, волнуется за нее. Вот она видит его в городе со своей розой в руках -- он открыто показывает, что ему дорог ее жест. Странная, странная история.
В последний раз они увиделись опять в госпитале, после последнего наступления фашистов на город. Оба ранены. Федерико выпустил на фашистов быка. Он предал свою семью. Он предупредил их, что сделает это, если они пойдут на город. Они не поверили. Нет, из них никто от быа не погиб -- погибли другие фашисты, сопротивление их сломлено, и в результате мертв брат Федерико, красавчик Пепе. Федерико безучастно ждет своей очереди на операцию и пишет какую-то прощальную, видимо, записку родным. Лурдита слишком ослаблена и озабочена другими вещами, чтобы понять, что это может значить. Она ведь тоже предала свою семью -- так считает дядя. Но она живет. Ей больно за Федерико. Но ее женская интуиция притуплена (увы, Лурдита не поела в предыдущем цикле -- отдала свой паек нуждающемуся, и теперь ее постигла мастерская кара: слабость и отстутствие любовного томления на 3 часа). Ее хватает только на легкую ревность к девушке, которая и приносит Федерико бумагу и ручку для прощальной записки... Когда любовное томление (если его можно так назвать) возвращается, город уже готовится к обороне от республиканско-монархическо-фашистких сил; Лурдита спрашивает о Федерико и узнает, что он убил себя.
Товарищи забирают у Лурдиты пистолет, но она не покончит с собой, конечно. Ей просто нужно остаться одной и вдоволь поплакать о Федерико. И в этот момент я порадовалась, что на игре все же существует мистический пласт, потому что мертвый тореодор пришел к Лурдите и обнял ее. И это было большое утешение: почувствовать его, выговориться ему, услышать его. Пожалуй, этого никогда бы не произошло, не выведи Федерико быка против собственных родных, которых любил больше жизни. Эпилог и благодарности Пожалуй, на этом закончу жизнеописание Лурдиты.
Для тех, кто на игре не был: все кончилось хорошо. Мастера погрешили против исторической реальности: республика предала своих бойцов, соединившись с Фалангой и королем. Но ПОУМ, КПИ и анархисты объединились и взорвали перевал, отрезав себя от войск псевдореспублики.
И мы построим город-сад, товарищи. Город труда, любви к ближнему, город самоотверженности.
Товариши, спасибо вам за игру.
Мне хочется сказать спасибо каждому, но есть люди, с которыми были особенные моменты.
Мастерам -- за этот светлый и горький мир и гуманные правила по умиранию. Жду игры по 39 году :))) Спасибо Хавьеру Каарккиоло -- просто за то, что был такой, как надо.
Спасибо гвардии, бывшим партизанам -- ребята, трудно было чувствовать, как нас относит друг от друга центробежная сила. Я помню, как вы заботились о том, чтобы меня прооперировали, помню веселые подколки, помню наше братство. Всего этого больше не будет, вы ушли, я осталась. Вы верны республике, даже если это альянс с королем и фашистами и будете драться со всеми, кого республика объявляет мятежником.
Франка, отдельное спасибо за кормежку.
Мои однопартийцы, члены КПИ -- спасибо за вашу порядочность и за ваше доврие ко мне. Что бы я делала, если бы хоть один из вас поверил директивам из центра... Спасибо.
Анархисты и ПОУМ, спасибо вам, прекрасные мои! Спасибо, что поверили мне. Спасибо тем, кто заступался за меня на шахте.
Товарищ Моро и товарищ Соль (?) -- вы были ужасны прекрасны, я вас нежно ненавижу.
Товарищ Мария и товарищ Сото, вы одним своим существованием добавляли мне уверенности. Размножить бы вас.
Бдительная Самира. освобожденная женщина востока, спасибо за бдительность и верность!
Моя семья: тетя Мария, спасибо за то последнее письмо из Парижа, как оно утешило нас с Анхелем! хоть ты нас понимаешь. Дядя Эрнандо, я вас очень любила. И никогда бы об этом не сказала. Как и вы.
Анхель, ты настоящий брат. Но зря ты уехал.
Христиане города Алькантары: простите меня, я делала. что могла, хотя считала религию злом, но мне было жаль вас. Сеньоре, которая договорилась со мной в итоге о молитвенном собрании -- прекрасный образ. спасибо за содействие. Все милосердные женщины, поднимавшие раненых с поля боя -- спасибо! Отец Тук -- спасибо за разочарование в попах. Отец Луис -- спасибо за воскрешение надежд.
Врачи! Честное слово, не виноватая я. Спасибо за терпение :)
Баски - вы вынесли нам мозг :)
Фашисты -- спасибо вам, вы были такие страшные, я вас ужасно боялась! Песональное спасибо Кире за деятельные попытки меня убить. Почти получилось, спасла случайность, мне просто все время везло то так, то эдак. Наверное, я должна была жить для революции и республики.
Красавчик Пепе -- ты был такой красавчик :) И у нас на второй уже игре подряд обоюдная ничья: в тот раз я тебя успешно сдала, ты успешно скрылся; в этот раз мы стреляли друг в друга практически в упор и пули необъяснимым образом не доходили до адресата, пришлось палить куда-то еще, потому что сюда было как-то уже бесполезно.
Федерико... да. Чьих-то имен уже не помню, но помню голоса и лица, помню эпизоды. Спасибо вам, друзья мои.
Мы создали на этой земле братство, ради которого стоит жить.
Я приянла версию одного из анархистов: Советский Союз отозвал добровольцев ихз Испании и престал помогать оружтием только потому. что респуьлика изменила самой себе. Сталин для Лурдес по-прежнему свят и СССР -- лучшая стран в мире, ее мир не разбился на куски. А еще он не разбился потому, что она УВИДЕЛА коммунизм -- вот этих вот людей, которые преодолели все и побратались,энтузистатов и мучеников, которые на глазах создают новое общество, с каждым днем становясь лучше.
Республиканские бобы я слила в революцию, как только получила символ лидера республиканской идеи.
Ни один фашист на этой игре от меня не пострадал не был убит, хотя, возможно, был ранен.
Хочу еще стрелять в фашистких гадов! желательно из безопасного места. Но пасаран!
Рекомендации
Комментарии (0)
|
первые 20
первая
наверх